сѣв. — врус. нарѣчія 1877 str. 275, Зеленин, Врус. сказки Вят. губ. 300 č. 100. Povídka Князь Кіевскій Владимір и Илюшка сынМатросов z Perm. g. (Записки географ. Общ. этногр. І. 659) začína: Начинается моя сказка сказываться от сосны, от софьи, от курицы виноходы и по-росеночка чиступчетово. Ну слушайте: B нѣкотором было царствѣ, в славном кіевском государствѣ жил поживал Владимір князь...

Žádné souvislosti s dějem pohádky nemá „присказка" vologd. gub. (Иваницкій 170 č. 4): Засказывается сказка, разливается по печи кашка; сквозь печь капнуло, в горшок ляпнуло; течи, потечи, іідет добрый молодец из-за печи на свиньѣ в сѣдлѣ, топором подпоясался ноги за поясом; квапіня старуху мѣсит. Я ей сказал: спорынья в ста-руху! (místo спорынья в квашню); она как схватит из за лопаты печь, меня печыо хлесь; я побѣжал, через портки прііступок и изо-рвал. Jest to pouhé vtipkaření a snaha po aliteraci, rýmu, která se místy projevuje u pohádkářů.

Jeden z nejlepších vypravovatelů z Archangel, gub. (Ончуков 50, č. 11) zahájil podobně bajku o lišce, kohoutil a jeřábu: Зачинается, no-чинается хоропіая сказка, добрая повѣсь, не от бурка, не от сивка, не от вёшнаго воронка, не от молодечкого посвисту, не от бабьего по-перду; старая старушка пёішула, семь кирпичъ c печи сдёрнула, это не сказка-присказка, будёт сказка в суботу гю вечеру. Ovšem začal ihned vypravovati o výpravě bšky za kořistí. Ale celkem bajky nemívají takový úvod.

Povídka běloruská z mogilevské gub. (Romanov III., 361 č. 91) začíná: Вот казочка начинаетца и c хвосцика задзираетца... Ето не казка-приказка, a казка будзя уперадзѣ. От фирца от бурца, от вѣшнаго (т. вѣщаго) калавурца от поросёночка виноходца... Поро-сёночок виноходзець выскакаа, выбѣгаа, добраго молойца зрываа... Это не казка, a приказка — казка будзя уперадзѣ... A цяпер пипш! obrací se vypravovatel přímo na sběratele.

V povídce z orenburské gub. (Afanasjev II., 7 č. 118b) předeslána žertovná povídka o dvou hádajících se sedlácích: Жили -— были два кре-стьянина: один — Антон, другой Агафон... «Послушай брат! говорит Антон, бѣдовая ту^а к нам несется» — a сам как лист трясется. «Ну чтож за бѣда!» — Да вить град пойдет, весь хлѣб побьет!»

— «Какой град! дождь будет.» — «Ан град!» — «Ан дождь!»

— «Не хочу говорить c дураком!» сказал Антон да хвать сосѣда кулаком. Ни град, ни дождь нейдет a y них из носов да уіпей кровь льёт. Это егце не сказка a присказка; сказка будет впереди — завтра после обѣда, поѣвши мягкаго хлѣба,

Podobný úvod má povídka z kirilovského okresu novgorodské gubernie: Было это дѣло на морѣ, на океанѣ; на островѣ Киданѣ стоитъ древо золотые макоуки, по этому древу ходитъ котъ Баюнъ — верхъ идётъ писню поётъ, a внизъ идётъ сказки сказываэтъ. Вотъ бы было любопытно и занятно посмотрить. Это не сказка, a ешіяо присказка идётъ, a сказка вся в передѣ. Будѣтъ эта сказка сказьтваться съ утра послѣ обѣда, поѣвши мяккаво хлѣба, Тутъ и сказку повидёмъ (Со-коловы 249 с. 139).

Tuto poslední pointu čteme ještě ve dvou běloruských pohádkách