mogilevské gub.: У нѣкотором царстви y нѣкотоіэом государстви... За-чинаетца не казка, a приказка. Будзець казка уперяду, поѣдавши мяхкаго хлѣба y серяду. (Romanov III, 254 č. 43), «Начном скозку, a не скозку, да приказку, скозка будзя зоутра пусли убида, пу-дъивпіи мяккаго хлиба. (ib. 322, č. 72а), ale vypravuje se hned dále látka o Pravdě a Křivdě. Patrně oblíbená úvodní formulka byla tu již úplně pokažena, v tradici byla zcela setřena. Taktéž silně poklesla v jedné povídce vypravovatele Adama Novopoľceva z jedné vesnice stavropol. okr. samařské gub. od kterého sestavil D. Sadovníkov málem celý svůj velký sborník: B нѣкотором было царствѣ, в нѣкотором было госу-дарствѣ, не в нашем было королевствѣ. Это будет не сказка, a будет присказка; a будет сказка завтра послѣ обѣда, поѣвши мягкаго хлѣба, a еще поѣдим пирога, да потянем бычка за рога. (Сказки и преданія Самарскаго края 28 č. 4). Zcela zjednodušeno v povídce z mogilev. gub.: Hy починаетца казка (Романов III., 196 č. 26).

Jedna povídka ze sbírky nepřístojných contes licencieux (завѣт-ныя сказки 113, ě. 46) předsílá též velmi kluzkou povídačku, kterou nelze reprodukovati, končící typickými slovy: это присказка, сказка впереди. Pozměněno v maloruské povídce z kijevskégub. (Cubinskij LL, 27 č. 2): B нікотором царстві, в нікотором государстві, именно то було, n це не казка, a щирая правда—казка буде на заду. Nasleduje povídka o princezce v rakvi a vyměněné nevěstě. Prikazku znala ještě dívka z poltavské gub. (Rudčenko IL, 65 č. 21): Povídku o pastorce a kobylí hlavě zahájila: сказалаб казки — не вмію; сказалаб приказки — не смію; сказалаб небелиці — так багато плутаниці. Ну казки, хоч не вміючи, a треба сказать. Též ve volyňské gub. rozlišovali kazku a prykazku. Podle poznámky Zofie Rokossowska bývaly tam povídky zahajovány slovy: Budu kazaty kazku — a siohodnia prýkazku. Vedle toho byla ještě oblíbena vytčená námi pointa: A v zavtrašnij deń posla obida najivšy śa miakoho chbba (str. 14).

Severoruské pohádky si libují ve velmi drastických úvodech. Ták 70letý stařec z archangelské gubernie zahájil jednu svou povídku slovy: Зачиналася, починалася, славная сказка, повѣсь; на ту на славу на печь настрали, скозь печку капнуло, въ горшоцикъ ляпнуло, зта ѣства прѣла, кинѣла, къ утру ись поспѣла Прискакали Ермаки, сини колпаки, прискакали Ермошки, синіе ножки, прилеталъ куро-патёкъ, сѣлъ на древо, сталъ хресьянъ поматеривать: сукин сын, важоватинькой, шароватинькой, по часту бѣгапіь, по многи ѣпіь, по толсту серёшь (Ончуковъ 46 č. 10). Podobne 711etý slepec z téže gubernie: Начинается, починаетца, сказка добрая, повѣст долгая, отъ добраго коня иноходца, отъ молодецкаго посвисту, отъ бабьёго попеіэду, отъ наступчиваго поросёнка. Какъ наступчивой поросёнок часто наступатъ, добраго молодца съ говна пихаётъ, так опасно доброму молодцу безъ ружья садиться страть. Съ той чести и славы, малы робята на печь настрали, сквозь печку капнуло, въ горгяоцик ляпнуло; на то были робята ухватчивы, скоро заслонку приклады-валы ii гвоздиком проколачивалы. Этобы ѣства прѣла, кипѣла, къ утру ись яоспѣла, краснымъ дѣвушкамъ кушать, a молодушкамъ рушать (ib. 143, č. 53).