тякло. Дали пирог, я за порог; дали крайчик, я под вороты, як зай-чик; дали щуку, я усю дорогу щупав. Щупав, щупав, ничого не найшов, так прійшов (Романов VI, 286, Č. 31). Stručněji: И я там быв, мед вино пив. Дали мнѣ пирог, я за порог, дали мнѣ хлѣба крайчик, дак я под вороты, як зайчик, марш и пошов (ib. 404, č. 45). Podobně: Басьня уся, казать нильзя. Я там быв, мѳд вино пив, у роти ни было a по бородѣ ни тякло; дали хлѣба крайчик, дык я под вороты, як зайчик; як дали пы гыловѣ, дык я дали утикать (ib. 360, 5. 40).

Ještě jinak v poh. z mohilev. gub.: И я там быв, мед-вино пив, по бородѣ такло, у рот не попало. Дали мнѣ оттуль смоляную ко-былу ѣхать, рэпяя сядло, горохувую пугу. Ъду я оттуль, аж у му-жука ток горыт. Я пошов тушыть ■— кобыла от огня растала, сядло свиньи зъѣли, пугу вороны расклювали. Тогды я став тургувать кирпичом; — застався не причом (ib. 297, č. 32).

Ještě obšírněji je to rozvedeno na konci jiné poh. z mogilev. gub.: И я там быв, и мед вино пив, a у роци ня було, и по бородзѣ не цякло. И дали мнѣ оттуляка смоляную кобылу и рѣпное сядло, и горохвинную уздэчку, и сыромятный коньчук. Я сѣв на кобылу, a оттуль поѣхав. Пріѣжжаю у лѣс, гориць цяпло ли смоляка. Я к цяплу ближе, a кобылка моя ниже. Я яще ближе, a кобылка ще ниже; a за третцим разом яприближився, и кобыла соусим знижилася. Я узяв рѣпное сядло и горохвинную уздэчку и сыромятный коньчук, и попіов. Дохожу до поповых ворот, выскочили поповы индыки и отобрали у мяне горохвинную уздэчку. Я дойшов до училища — у нагяаго учицеля свиньни злыя; яны выскочили и отобрали у мяяе рѣпное сядло. На што мнѣ тоды коньчук — я коньчук бросив. (Романов III, 304, č. 27).

Stručně a s týmž rýmem jako v prvních formulkách: И я там быв, мёд вино пив, по бородѣ тякло, у роти ня було. Дали мнѣ пирог, — я за порог; дали мнѣ смык, я под вороты шмык (ib. 335, č. 36).

Ještě jiná jest v minské gub.: Я там быв, медок c перцом пив, мимо губ ишло, a у рот нищо не уплыло. Порѣзали коровай, дали мнѣ кусок, но я загледзѣуся на сусѣдову хату, що с её дым иде, a собака с под полу цап да каровай да и уклав (ПІейн 267, č. 127).

Jinak a obšírněji se končí pohádka z grodnenské gub.: Na hety bal i minie tam klíkali, kázali, žeb ja im pakazau kamedju, a ja im kazau, žeby mnie dali szklanyje buoty, z másla kapalusz i pa-pierowy surdut. Muzyka to zaihrala, ja chacieu pajšci tancuvac, a szka-davau, žeb nie pabilisie buoty, tak adchiliusie, skinuu buoty i ucieki, bo chacieu pakazac doma, co to za sztuka. Iszou, iszou, až nuocz zaniala luoh kale kamienia naczávac. Doždž jak paszou, czysto surduk razmok, ja schapiusie i dalej, až tut sluonko jak pryhrelo, kapalusz raztapiusie na halawie, tak ja nima co, abuu buoty szklanyje i i clu, až spatknun sie na kamieň, a jeny dzyn, clzyn, i pabilisie. Tedy jak davaj uže isci bosy; iszou, iszou, pryszuou na svuoj pasieu i tutaj sieu. Bajku vam skazau, usio rouno jak zviezau, a tyje usie žyjuc, muocl, vino pjuc, a mnie za toje, co stuol uciok, nie dajuc. (Federowski II. 154 č. 124).

Nově čteme v běloruských pohádkách, co jsme ve velkoruských nenašli, jak se vypravovatel ocitl mezi svým posluchačstvem. Tak pov.